Если Прагу или Париж можно назвать городами русской эмиграции, то Ташкент, как и Алма-Ата — города русской эвакуации: в войну через узбекскую столицу прошло около миллиона эвакуированных. Были среди них такие выдающиеся личности, как Анна Ахматова и Фаина Раневская, но в основном — люди неизвестные и предоставленные сами себе. Многим, чтобы выжить, пришлось продавать вещи из оставленных домов.
Этика и эстетика блошиного рынка
Так в яме у железной дороги возник грандиозный блошиный рынок — Тезиковка. Свое название он получил по местности за железной дорогой, известной как Тезикова дача, она же особняк купца Ивана Тезикова.
Последний подъем рынка пришелся на 1990-е годы, когда Ташкент стал центром уже русской репатриации — уезжающие распродавали здесь все, что могли, да и развал производства и нищета вынудили многих встать за прилавок. На этой Тезиковке появились уже и перекупщики, и рэкитиры. В начале 2000-х годов власти Ташкента положили всему этому делу конец, отправив торговлю в заброшенные склады на окраине.
Привокзальный район Ташкента самый, пожалуй, неузбекский. Населенный век назад пришлой русской беднотой, в Гражданскую район был известен как Крепость Рабочих и Красная Цитадель. С мятежа рабочих железнодорожных мастерских началась советская власть в Туркестане. Ей удалось удержать Ташкент даже в 1918 году, когда его со всех сторон окружали басмачи да белые, а в самом городе разгорелся контрреволюционный Осиповский мятеж. Ныне это территория раскинувшегося у вокзала Ташкентского тепловозоремонтного завода.
Районы за железной дорогой назывались или по именам купцов — Первушка, Тезиковка. В глубине этих кварталов у Ферганского тракта спрятан русский храм, а точнее, женский Троице-Никольский монастырь.
Обитель зародилась в 1894 году без какого-либо особого повода. Просто к тому моменту здесь набралась такая масса русских людей, что среди них нашлось немало желающих постричься в монашество. Община оставалась маленькой и бедной, до революции не успела построить ничего, кроме жилого корпуса с домовым храмом, куда, впрочем, привезли несколько святынь.
Активнее стройка шла в 1990-е годы, и хотя возродили обитель под изначальным названием Троицкой, новый храм освятили Никольским. Здесь обычно людно и монашки поддерживают старорусский приусадебный уют.
Православный собор советской постройки
Впрочем, самый впечатляющий элемент Ташкентского собора — многоярусная колокольня — построена между 2006 и 2011 годами, когда стало ясно, что закрытые церкви в центре города власти не вернут общине, а доломают окончательно.
Такая вот парадоксальная страна Узбекистан — при Советах церкви строили, в постсоветское время — сносили.
Сегодня в соборе так же людно, как в соборах крупных российских областных центров. В общем русских вместе с другими меньшинствами и русскоязычными узбеками тут как раз и набирается на крупный облцентр, чего достаточно для возникновения собственной культурной среды. И хотя русские отсюда продолжают репатриироваться, думаю, часть общины уже никуда не уедет, их потомки будут жить в Ташкенте спустя десятилетия, удивляя гостей с исторической родины аутентичной речью конца ХХ века.
И если московские маршрутки водят узбеки, логично сесть в ташкентскую маршрутку с русским парнем за рулем. Словом, жизнь русской общины Ташкента вдали от России идет своим чередом, и в ее храмах в глубине мусульманской стороны по сравнению с российскими церквями все выглядит как-то человечнее и ближе.
Приют ученых
Ташкентский проспект Улугбека, ученого хана и Тамерланова внука, пересекает местный Академгородок. Расположен он за бывшим музеем Туркестанского военного округа (где в 2009 году снесли памятник "Защитникам южных рубежей", заменив его "Клятвой родине" с коленопреклоненным солдатом, а попутно отправили в металлолом целый музей военной техники).
В этом же районе города можно отыскать, пожалуй, самый малоизвестный памятник русского Ташкента: бывший Кауфманский детский приют, построенный в 1912-13 годах. Его архитектором был Вильгельм Гейнцельман, автор дворца ссыльного великого князя Романова. После Октябрьской революции и до 1931 года в бывшем приюте размещалась образцовая трудовая школа-коммуна имени Карла Либкнехта для сирот и беспризорников.
В 1931 году, когда Ташкент стал столицей Узбекской ССР, здание отошло под правительственные нужды, а с 1941 года приняло эвакуированных из Ленинграда ученых-энергетиков, и следующие 75 лет здесь функционировал Институт энергетики и автоматики.
Ее снесли в 1930-е годы, а ее наследница — Ермогеновская церковь основана оставшимися прихожанами старого храма в 1948 году. Два года спустя молельный дом закрыли, но в 1954 году храм возродился в третий раз в частном доме священника Сергея Никитина и теперь стоит в глубине квартала напротив театра "Дийдор".
Вампир и баракко
Была в Ташкенте и своя, очень мощная школа советской архитектуры. Благодаря ей в городе появился узнаваемый "этно-сталианс".
…Сейчас уже не вспомню, зачем в один из дней в столице я сел в маршрутку и поехал в парк Бабура, что на перекрестке улиц Бабура и Руставели. Последнюю было переименовали, но потом имя великого грузина ей вернули.
Говорят, после того как Ислам Каримов, глядя на карту, поинтересовался "А где же улица Руставели, на которой я жил?".
Этот район сохранившейся "сталинской" застройки — неподалеку находится крупнейший в бывшем СССР хлопчатобумажный комбинат (1934-40) с вспомогательными ТЭЦ и заводом оборудования, а по соседству с ним местный городок текстильщиков: стоящие в ряд чрезвычайно вычурные малоэтажки.
Близ парка ещё есть площадь Бабура с памятником Великому Моголу и мощными сталинками бывшего Ташкентского пединститута (1938) и ДК Обувщиков, украшенными скульптурами в духе ВДНХ.
Напротив — универсам тех же 1930-х годов: городок текстильщиков явно строился с невиданным в тогдашней Средней Азии размахом. Теперь, впрочем, это редкий стиль — весной 1966 года полуторамиллионный город разрушило землетрясение.
Удар стихия нанесла мощный, но вертикальный, отчего город не качнуло, а подбросило. Тысячи зданий пошли трещинами, но не обрушились сразу. Землетрясение убило девять человек (не считая погибших от сердечных приступов во время повторных толчков), а потрескавшиеся дома по официальной версии восстановлению не подлежали. Власть решила строить город заново.
До сих пор лицо Ташкента определяет застройка 1960-70-х годов. Как разрушенный войной и под шумок доломанный Минск стал шедевром сталинской архитектуры, так и разрушенный стихией (и под шумок доломанный) Ташкент стал шедевром архитектуры позднесоветской — красивым, цельным и с неповторимым "лицом".
Советский Ташкент лег поверх и Старой, и Новой частей, изрядно (но не до конца!) уравняв их.
Характерные черты его позднесоветского стиля — необычной формы балконы, сложные бетонные решётки, мозаики на торцах, прославляющие среднеазиатское изобилие.
Ухоженностью Ташкент, конечно, сильно проигрывает Минску, но думаю, местами гораздо больше напоминает реальный (а не идеализированный) Советский Союз.