Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета.
Двадцать четыре года назад, 8 декабря 1991 года были заключены Беловежские соглашения. Республики, подписавшие документ (Россия, Украина и Белоруссия), констатировали, что "Союз ССР, как субъект международного права и геополитическая реальность, прекращает свое существование".
Это событие до сих пор привлекает к себе большое внимание политиков и исследователей. По справедливому замечанию американского экономиста Лестера Туроу, "крах Советского Союза представляется одной из загадок, над постижением которой историки будут биться еще тысячу лет".
"Неправильные" плоды перестройки
Начиная с конца 1980-х — начала 1990-х годов мы наблюдали интересный феномен. Военная сверхдержава, один из создателей и гарантов системы глобальной безопасности, член "ядерного клуба", стремительно меняет свою внешнюю и внутреннюю политику. Она отказывается от мобилизационной модели экономики, однопартийной политической системы, информационной закрытости, и пытается пойти по пути реформ, открыться миру и собственным гражданам.
На момент своего распада Союз ССР переживал целый ряд переходных процессов: от централизованного планирования к рыночной экономике, от авторитарной политической системы — к демократии, от гипертрофированной административной централизации — к развитию федерализма. Каждый из этих процессов в отдельности (и, тем более, все вместе) радикально менял установленные годами правила, и уже в силу этого провоцировал серьезные риски.
Перестройка, которая многим в СССР и за его пределами в свое время казалась давно назревшей и желанной, дала совершенно не те плоды, на которые рассчитывали ее сторонники и активисты.
Почти за четверть века, прошедшие с момента распада СССР, на его бывшей территории произошло девять вооруженных конфликтов, которые привели к многочисленным человеческим жертвам и миллионам беженцев, разрушенной экономической инфраструктуре и прерванным контактам между людьми. Из пятнадцати бывших республик СССР у четырех нет дипломатических отношений друг с другом (у Армении и Азербайджана, России и Грузии). И хотя РФ и Украина, несмотря на конфликт в Донбассе и ситуацию вокруг Крыма, сохраняют посольства в Москве и в Киеве, отношения этих двух стран упали на самую низкую отметку с момента подписания Беловежских соглашений.
Распад единого союзного государства не привел и к торжеству свободы. Согласно данным международной организации Freedom House, которую трудно заподозрить в симпатиях к российской политике, практически во всех постсоветских государственных образованиях в последние годы фиксируется упадок демократии. Этот тренд никоим образом не способствует тому, чтобы разрешать многолетние проблемы на компромиссной основе, по формуле "победа-победа". А не "победа-поражение" или посредством "игры с нулевой суммой".
В этой связи правомерен вопрос: "Был ли распад СССР "крупнейшей геополитической катастрофой ХХ столетия" (как сказал президент России Владимир Путин), или он знаменовал собой "конец империи зла" (как определял это сороковой президент США Рональд Рейган)?"
Распад советской государственности продолжается
Как и любое геополитическое изменение такого масштаба, исчезновение с карты мира СССР не может быть измерено одной мерой. Прежде всего, оно продемонстрировало важный факт. Прекращение существования СССР как формально-юридический факт и исторический процесс распада "империи Кремля" — не одно и то же.
В декабре 1991 года с карты мира исчезло государство, занимавшее одну шестую часть суши, но процесс распада советской государственности только начался.
А потому точно так же, как нельзя сводить распад Римской империи к отречению Ромула Августула, Великую французскую революцию к взятию Бастилии, а Октябрьскую революцию к перевороту 25 октября (по старому стилю), так и распад СССР не был только актом подписания Беловежских соглашений лидерами России, Украины и Белоруссии. И даже их последующая ратификация сессиями Верховных советов трех славянских республик не стала последней точкой в советской истории.
Действительно, начиная с декабря 1991 года государство Советский Союз прекратило свое существование. Выросло уже целое поколение, которое не жило в этой стране, следовательно, не имеет советской идентичности. Да и их старшие соотечественники (те, кто родился в 1980-х) не успели вписаться в структуры советской повседневности, помня о ней больше по рассказам родителей.
Однако политическое бытие новых независимых государств оказалось на долгие годы в плену советских подходов и моделей.
По справедливому замечанию известного российского исследователя федералистских практик Андрея Захарова, "в бывшем СССР федерализм не востребован даже там, где польза в нем была бы несомненная (Грузия, Молдавия, Украина). Отсюда вопрос: почему постсоветские элиты не освоили федерализм? Объяснение — советская традиция: суверенитет нельзя разделить или передать — это просто невозможно. Его неделимость — основа советского конституционного права. В итоге — страдают меньшинства: и хотелось бы поделиться с ними, да нельзя".
По мнению же известного бельгийского эксперта Бруно Коппитерса, отказ от федерализации для постсоветских стран "представляется той последней соломинкой, за которую они хватаются во имя своего выживания». Но, как показывают нам примеры Грузии и Молдовы и конфликт на востоке Украины, эта соломинка не спасает. Более того, в результате отказа от федералистских практик происходит формирование непризнанных или полупризнанных образований, ищущих гарантий своей безопасности вне политико-правового поля той страны, к которой они в формально-юридическом плане принадлежат.
Во-вторых, Союз ССР рассматривался как государство, главными субъектами которого выступали не граждане, а социалистические нации. Фактически же советское государство определило этнические группы в качестве главного субъекта политики и государственного права. Не права отдельного человека, а коллективные права наций рассматривались в качестве абсолютного приоритета. Именно поэтому при распаде Советского Союза границы между новыми государствами (и сама государственность новых образований) были признаны легитимными далеко не всеми. Отсюда и вооруженные конфликты, и латентные пограничные противостояния (существующие практически между всеми странами СНГ).
И сегодня страны, имеющие проблемы со своей территориальной целостностью, акцентируют внимание на возвращении "утерянных земель", а не на восстановлении отношений между представителями различных народов и человеческих контактов. Как следствие, большее внимание не к диалогу, а к поиску сильного внешнеполитического партнера или покровителя, готового подставить плечо в нужное время.
Отсюда, кстати, и повышенный интерес к опыту Хорватии по силовой ликвидации инфраструктуры непризнанной Сербской Краины в 1995 году.
Между тем, без завершения этого процесса невозможно говорить о состоявшейся государственности постсоветских стран, их реальной независимости и переходе к демократии.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
