ТАШКЕНТ, 4 мая — Sputnik. Псой Короленко – исполнитель своих песен и настоящий поэт-хулиган. Половина аудитории знает его по фильму "Пыль", где он сыграл сектанта, а по сути — самого себя, вторая половина — по его концертам и песням "Буратино был тупой", "За что убили Пушкина в лесу?", "Странненький", "Остров" и так далее. Перед визитом в Ригу он согласился дать интервью Sputnik Латвия.
Свое имя Павел Лион (так его зовут на самом деле) позаимствовал из письма Владимира Галактионовича Короленко брату Иллариону, в котором он иронизирует над семейным обычаем называть детей по святцам: "Ты – Илларион, отец – Галактион. Родись я в день святого Псоя — быть мне Псоем Короленко". Короленко был темой его диплома на филфаке МГУ и кандидатской диссертации.
20 мая концертом в Первой студии Латвийского радио в Риге завершается его тур по странам Северной Европы.
Первые песни придумал под влиянием Вилли Токарева
- Вас называют шансонье, филолог-шансонье, бард, представитель нью-эйджа, современный скоморох, акын, художник-перформансист… Вашу музыку относят к рок-музыке, кабаре, клезмеру и куплетам. А что вам самому больше по душе? Кто вы, Псой Короленко?
— Я поэт-шансонье. Это песенно-поэтическое кабаре, развивающее традиции романса, куплетов, классического французского шансона, русской бардовской песни, советской эстрады, и детских песен, и, если не клезмерской музыки, то, по крайней мере, еврейских песен на идише, авторских и народных.
- Но в России эта тема больше связана не с Шарлем Азнавуром, а с Михаилом Кругом и "Владимирским централом", Аркадием Северным или Вилли Токаревым, и в последнее время с Еленой Ваенгой. Как вам такое соседство? Творчество кого-то из этих людей вам близко?
— Из этого перечня к бренду "русский шансон", в строгом смысле, относится только Михаил Круг, в любом случае самый крупный и яркий представитель жанра, а плохих жанров, как и плохих, скажем, видов спорта, по-моему, не существует. И кто будет спорить, что его песни берут за душу, даже тех, кто идейно против этого шансона, а такое не всякому удается.
У Елены Ваенги есть свое лицо, ее слышал мало, но все-таки слышал, и это говорит о многом. Про соседство не думал, слова шансон здесь недостаточно, ведь музыкальная фактура довольно разная. С другой стороны, шансон — значит песня, а все песни — соседи по жанру. В качестве слушателя, люблю любую хорошую песню в своём жанре, а в плане манеры, фактуры, Северный и Токарев повлияли больше, чем Круг и Ваенга.
Аркадий Северный — артист-виртуоз, развивавший в советских семидесятых традиции Леонида Утесова, Сержа Никольского, Алёши Дмитриевича, гений андеграунда, который объездил весь Союз, с уникальным тембром и манерой исполнения. Ему, как и киевлянину Григорию Бальберу, например, аккомпанировали виртуозы, хорошо знающие традицию и джаза, и клезмерской музыки.
Вилли Токарев — музыкант ленинградской джазовой школы, в юности джазовый виолончелист, работавший с Кроллом, Татляном, Пьехой, Броневицким, знаток, популяризатор и прямой продолжатель традиций оркестров легкой музыки", в том числе и в жанре безыскусного "шансона", но всегда "с лица необщим выраженьем". Свои первые песни, в том числе "Любовь", "Верую в Бога", я придумал непосредственно под впечатлением от его ранних альбомов, таких песен как "А жизнь, она всегда прекрасна", и других.
— Кто, по вашему мнению, работает в том же жанре, что и вы? И есть ли у вас конкуренты?
— Нет, это уникальный формат, не имеющий ни прецедентов, ни школы, ни прямых параллелей. По фактуре чем-то похоже на "поющего профессора" Тома Лерера, чем-то на бардов, как мы уже говорили, чем-то на "Радоняню", но результат всех этих соединений совершенно новый. В более широком смысле есть, наверное, взаимовлияние с современными другими сонграйтерами, поэтами и бардами, в том числе через совместное творчество. Ситуаций, в которых надо было бы с кем-то конкурировать, не припомню. Это, кажется, такая зона в производстве, где прямая конкуренция и борьба за потребителя не очень важна, скорее мы учимся друг у друга.
Подбирать песни и аккомпанировать себе — "очень секси"
— Вы с детства занимались музыкой? Или был толчок какой-то…
— Я с детства ходил в музыкальную школу. Однажды подглядел, как некоторые ребята подбирают песни и аккомпанируют себе, это было очень "секси". Постепенно тоже научился это делать, как-то по-своему, но думаю, что и инвенции Баха, и этюды, и произведения "крупной формы", и пьесы, например, багатели Бетховена, тоже какое-то время играл не зря, хотя теперь уже, в общем-то не умею.
Припомню случай. Ещё в школе мне дали послушать одну магнитофонную запись, где сразу были и "Примус", незаслуженно забытый полупародийный проект Юрия Лозы тех лет, и арт-группа "Мухоморы", и "Бездельник" Майка Науменко, и "Треугольник" Аквариума. Как видите, тут сразу весь спектр веяний эпохи, от концептуализма и поп-арта до почти попсы, включая рок, блюз и некий отзвук бардов, причём все это воспринималось как что-то единое, чем во многом и было…
Позднее, уже студентом-филологом, я побывал на квартирнике Юрия Наумова (гитарист, композитор и поэт, лидер группы "Проходной двор"), и тогда точно решил стать бардом. Придумал много песен, сначала стеснялся и говорил, что они будто бы не мои, их написал почему-то "Виктор Грейдингер", но потом подумал, что за бред-то, и признался, что это я. К концу девяностых появились клубы и интернет, стало можно выходить на относительно широкую арену, многие песни, спетые в кругу друзей, уже ходили на аудиокассетах, и было с чем выходить на люди.
Был еще сильный толчок – я вдруг услышал стихи Тимура Кибирова в авторском исполнении. Особенно поразило то, что некоторые стихи обильно используют цитаты из популярных песен, хотя они звучат так драматично, остро, неожиданно, философски. Притворясь студентом, пишущим (или, лучше сказать, "претворясь в студента, пишущего"), о Кибирове курсовую, напросился к нему домой, мы поговорили, он дал мне много своих текстов. Несколько лет спустя он пригласил меня, уже в роли Псоя, на свою передачу, где нужно было читать любимые стихи классиков, и я прочитал "Картонный домик" Михаила Кузмина, которому суждено было стать нашей песней.
— Кто еще на вас повлиял? Кого бы вы назвали и выделили?
— Многие важные имена уже в нашем разговоре звучали, список можно долго продолжать. Но есть и прямые учителя в жанре песни. Майкл Альперт – уникальный представитель еврейской музыки и песни, соединяющий в себе народность, клубность, авангардность, научность, одновременно знаток самых разных песенных культур, и полиглот, прекрасно говорящий по-русски, и просто хороший и чуткий человек, с очень близким моему сердцу внутренним поэтическим миром. Рад, что жизнь нас познакомила, и подружила, и многому от него, или через него научился.
— Вы много гастролируете. Где вам нравится более всего и почему?
— Помните анекдот про еврейскую маму, как она подарила сыну на Новый Год, ну или пусть будет Ханука, два галстука — синий и красный? Он обрадовался: "Ах, как хорошо! Сейчас я иду в гости, так вот как раз надену вот этот, вот, красный". А мама говорит: "Ой, а как же синий? Не понравился?!'' Вот также и с вашим вопросом. Если я скажу, что "больше всего нравится" это место, то моментально возникает вопрос: "А как же то?" Я должен был бы назвать все города, где когда-либо побывал. Но отдельное удовольствие — побывать где-то впервые.
Пицца и буратино
— Откуда такое количество языков, которыми вы так запросто оперируете?
— Секрет в том, что не оперирую никаким языком в большей степени, чем владею им, или хотя бы информацией о нём. Стараюсь не притворяться, что знаю язык лучше, чем это есть на самом деле. Вот французский, ему меня учил дедушка, который жил в Швейцарии и Франции всю юность, но потом этот язык весь выветрился у меня из головы, а теперь я пытаюсь его вспомнить, а произношение осталось с детства вполне аутентичным.
— Ваше творчество построено на парадоксах. Серьезное и глубокое вдруг взрывается ироничным и сатиричным и смешным. Публику это может коробить, не думали об этом?
— Меня в школе учили, что соединение высокого и низкого, книжного и народного, архаичного и новаторского — это то, что делал Пушкин, и от этого произошла вся великая русская литература. Учили, что "Руслан и Людмила" или "Евгений Онегин" могли поначалу кого-то коробить именно этой своей амплитудой, это было, в каком-то смысле, провокативно. Помните, сам Пушкин пишет: "В журналах удивлялись, как можно было назвать девою простую крестьянку, между тем как благородные барышни, немного ниже, названы девчонками." И все такое.
А уж про Некрасова, про Маяковского еще больше можно сказать. Поэт — это хулиган, он дает словам новые смыслы, новые формы, это хулиганство. Кого-то это коробит, а потом все привыкают, и говорят, что это классика. Так учит нас Пушкин, и это вот и есть наше всё. И если хоть в малюсенькой степени удаётся к этому идеалу приблизиться, то это значит, что ты не зря решил заниматься искусством.
Год без социальных сетей делает мозг сильнее и крепче
— Вы продвинутый человек? Пользуетесь соцсетями, фейсбуком и твиттером, принимаете отношение в дискуссиях? Считаете мир развивается туда, куда нужно, или все-таки это лишнее?
— Твиттером не пользуюсь, хотя аккаунт имею, фейсбуком и вконтакте пользуюсь в основном для анонсов концертов, но френдленты как-то читаю, лайкаю посты, иногда пишу комменты, в спорах стараюсь не участвовать, если хочется что-то сказать "по поводу", то стараюсь семь раз отмерить и потом не застревать в этом "треде".
— Вы человек мира. Однако мир сейчас сильно разделен на группировки, которые выясняют отношения. Можно ли, по-вашему, понять кто прав, а кто нет?
— Написал про это несколько песен. Одна из них так и называется: "Каждый прав для себя". Можно задуматься также о слове "делить". Оно означает и совместное владение целым, и разделение, и раздробление на части. Факты стали гибкой вещью, их легко сфабриковать, и даже если "правда" установлена", то важнее не она сама, а её интерпретация, и у каждого свой контекст. Но есть базовые общечеловеческие истины, а также есть твой момент истины здесь и сейчас, когда надо делать выбор, иногда брать чью-то сторону. Есть разница между абстрактной и конкретной, живой истиной. Последняя открывается тебе в твой момент истины, здесь и сейчас, и дальше вопрос в верности этому моменту истины. Только "эго", личное и коллективное, мешает этому, для "эга" важнее всего быть "правым", или быть с теми, кто "прав". Как бороться с этим "эгом", я не знаю. Это всё очень индивидуально.