Геворг Мирзаян, политолог, доцент финансового университета при Правительстве РФ для Sputnik
Интересы Китая в Средней Азии близки к российским. Однако полного совпадения между ними нет.
"Большая Игра" за Среднюю Азию вступает в очередную фазу обострения. Смерть президента Каримова, политическая трансформация в Казахстане, недовольство значительной части жителей Киргизии последствиями вступления страны в ЕАЭС и не до конца погашенный внутриэлитарный конфликт в Таджикистане — все эти моменты создают возможности для изменения баланса сил в регионе. Вот только чьего баланса?
В Большой Игре участвуют уже не только Россия и великое англосаксонское государство (раньше Британская Империя, а сейчас США). Еще одним игроком стал Китай. Его интересы в Средней Азии просты и понятны.
Нефть и газ
Ни для кого не секрет, что китайцы очень обеспокоены собственной энергобезопасностью и нуждаются в новых источниках поставок углеводородов. И проблема тут не только в последствиях перехода от угольной к газовой энергетике, а еще и в безопасности поставок.
Идущие с Ближнего Востока энергоресурсы проходят через морские пути, контролируемые американцами, а также соперниками Китая в регионе Южной и Юго-Восточной Азии. Различные попытки китайцев минимизировать риски не привели к успеху. Так, проект трубопровода через Мьянму (позволяющий обходить Малаккский пролив) потерял значительную часть актуальности после нормализации отношений между США и этой страной (после чего Мьянма потеряла статус надежного союзника КНР). Различные трубопроводные маршруты через Пакистан и Афганистан оказываются под вопросом из-за регулярных обострений в этих двух странах.
Причем Пекин готов спонсировать создание трубопроводов в тех странах, где на их сооружение нет денег — в частности, вложить несколько миллиардов долларов в строительство таджикского участка очередной линии газопровода Центральная Азия — Китай. Хотя бы для того, чтобы диверсифицировать транспортные коридоры.
"В числе целей Пекина в Таджикистане и Кыргызстане является создание альтернативного транзитного пути в Узбекистан и Туркменистан, источники газа и путь в Иран. Основной путь проходит через Казахстан, но китайские компании заинтересованы в наличии альтернативных маршрутов на случай политических осложнений с Астаной", — говорит председатель Евразийского аналитического клуба Никита Мендкович.
А шансы на осложнение есть, учитывая сложное отношение местного населения к китайским бизнесменам. Достаточно вспомнить недавние антикитайские выступления в Казахстане — казахстанцы опасались, что после внесения поправок в Земельный кодекс (позволяющих долгосрочную аренду сельскохозяйственных угодий иностранцами) китайцы скупят казахстанскую землю и хищническим пользованием доведут ее до состояния "лунного ландшафта".
Однако с долгосрочной точки зрения из китайской активности Москва может извлечь определенную пользу. Так, "захват" китайцами казахских и туркменских углеводородов привел к выключению их из потенциальной схемы трубопровода "Набукко", угрожающего европейскому рынку "Гапрома". Весь проект потерял актуальность просто потому, что исчезли потенциальные поставщики газа (заявления туркменских руководителей о том, что их газа хватит на всех, экспертами воспринимаются критически). Именно поэтому переориентация среднеазиатских углеводородов на восточный маршрут является проблемой не столько России, сколько США.
Деньги успокаивают
Еще одним интересом Пекина является региональная стабильность. И дело не только в инфраструктурных планах — рядом со Средней Азией находится населенный уйгурами китайский Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР), где регулярно проходят выступления против Пекина. И китайские власти справедливо опасаются, что дестабилизация Средней Азии (особенно если она будет организована исламистами) взорвет и СУАР. Тем более что уйгурские террористы уже вошли в "зеленый интернационал", действующий в Сирии (где сейчас воюет около 1000 человек с китайскими паспортами). Весь вопрос в том, как поддерживать эту региональную стабильность.
Да, Пекин помогает укреплять обороноспособность среднеазиатских государств, особенно тех, что граничат с нестабильным Афганистаном. Китайцы намерены построить на таджикско-афганской границе четыре пограничных поста и военный учебный центр с тренировочными площадками для таджикских пограничников, а также оснастить все объекты оборудованием.
Да, китайские власти придерживаются точки зрения, что стабильность можно обеспечить за счет экономического роста. Именно поэтому китайцы активно вкладываются в среднеазиатские государства (Таджикистан уже должен Китаю 1 миллиард долларов — это почти 50% от всего внешнего долга страны).
Однако эта стратегия имеет ряд изъянов. Во-первых, Китай вынужден сворачивать свою инвестиционную активность.
"Глобальный экономический кризис привел к изменениям в китайской инвестиционной политике. КНР урезает вложения внутри и вне страны, что уже затрагивает и рынки Центральной Азии. Первоочередным направлением становится транзит и нефтедобыча в Казахстане. Страны юга региона, альтернативный транзитный маршрут — все эти проекты становятся объектами ослабевающей экономической активности", — отмечает Мендкович.
Во-вторых, история "арабской весны" показывает, что вкачивание денег в идеологически неэффективные режимы не помогает избежать революции.
Очевидно, что для стабилизации среднеазиатских государств нужна их управляемая модернизация. Китай этим заниматься не хочет и не будет.
"Ключевые интересы Пекина — безопасность на сопредельных к СУАР территориях, доступ к ресурсам, экономическое развитие и возможность сбыта китайской продукции. К силовым операциям или активной дипломатии за пределами экономики Китай не готов", — считает руководитель программы "Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе" Московского Центра Карнеги Александр Габуев.
Абсолютно логичная позиция с точки зрения основ китайской внешней политики, подразумевающих отказ от попыток смены режима и политического давления (что очень ценится в странах третьего мира).
"Китай полностью устраивает конструкция нынешних режимов в Центральной Азии, волнует лишь их способность существовать долгие годы и перспективы смены", — сказал Габуев.
И тут позиция Китая, конечно, входит в определенное противоречие с региональными интересами США, делающим ставку как раз на революционную трансформацию. Ведь американцы могут проводить эту линию относительно безболезненно для себя.
"Для большинства внерегиональных игроков развитие событий в центре Евразии представляет интерес исключительно в международно-политическом контексте и не являются вопросом национальной безопасности. Поэтому их воздействие на ситуацию может в большинстве своем иметь дестабилизирующий характер, поскольку неизбежно делает ставку на рискованную политическую трансформацию центральноазиатских государств", — считает директор Евразийской программы Валдайского клуба Тимофей Бордачев.
Однако проблема в том, что режимы в нынешнем состоянии хронически нестабильны. А если сейчас начнется их накачка деньгами, подразумевающая рост среднего класса и реиндустриализацию, то без одновременных политических реформ в краткосрочной перспективе это приведет к еще большей дестабилизации. И для Кремля последствия этой дестабилизации будут куда серьезнее, чем для Китая.
Москва — Пекин — Вашингтон
Безусловно, Москва и Пекин будут основными игроками на среднеазиатском пространстве. В западных СМИ уже пошла волна публикаций о противостоянии этих двух государств на среднеазиатском пятачке и о том, что Россия, имеющая на порядок меньшие экономические возможности (Китай обошел Россию и занял место крупнейшего торгового партнера пяти среднеазиатских государств), это противостояние проиграет.
И определенные основания для реализации такого скептического сценария есть — Москва и Пекин до сих пор не могут договориться о сопряжении собственных региональных экономических проектов (Евразийской интеграции и пояса Нового Шелкового пути).
Однако многие российские эксперты не разделяют подобный скепсис — они уверены в том, что Москва и Пекин, заинтересованные в стабильности региона, сумеют выработать правила игры.
"Россия и КНР могут сосуществовать в Центральной Азии, так как имеют разные экономические интересы. ЦА для Китая в большей степени транзитный маршрут и источник ресурсов, Россия имеет собственные запасы минеральных ископаемых, а в ЦА добывает преимущественно сырье для высокотехнологичных отраслей, например, казахский уран для ядерной промышленности", — говорит Никита Мендкович.
"Россия не может конкурировать в ЦА с Китаем на равных из-за структуры экономики (мы и страны ЦА — прямые конкуренты по многим позициям на рынках сырья, а Китай — крупнейший рынок). Если признать, что экономическое доминирование РФ в ЦА — это химера, остается обеспечение безопасности, и здесь у нас с Пекином интересы совпадают на 100%", — уверяет Александр Габуев.
Вопрос только в уровне и форме этого сотрудничества — оно будет исключительно региональным и не должно восприниматься как некий российско-китайский альянс, тем более по управлению регионом.
"В современных обстоятельствах любой союз между великими державами без участия США будет неизбежно иметь ан¬тиамериканский характер", — считает Тимофей Бордачев.
Да, обоим государствам выгодно делать вид, что такой альянс существует или может существовать. С помощью этого призрака Китай оказывает давление на американскую позицию в Юго-Восточной Азии, а Россия — на европейские дела. Однако в долгосрочной перспективе, особенно в треугольнике отношений Россия — США — Китай, некоторые интересы Москвы и Пекина могут и будут расходиться. В том числе в Средней Азии.
И Россия и КНР будут пытаться максимально долго балансировать в этом треугольнике — именно такая позиция позволит им извлечь максимум выгод из нынешней конфликтной среды международных отношений.
