ТАШКЕНТ, 7 мая — Sputnik, Лев Рыжков. Корреспондент Sputnik поздравил режиссера "Стойкости" Рашида Маликова с важной и для него, и для Узбекистана победой и поговорил с ним о каннских перспективах национального кинематографа.
Стимул сильнее, чем деньги
— Рашид, что лично вам дает такое признание жюри и критиков?
— Московский кинофестиваль — один из крупнейших в мире. То, что мой фильм номинировался на главном конкурсе — уже большая честь. И мне очень приятно, что любители кино по заслугам оценили "Стойкость". Я понял, что все мои старания и страдания в Каракалпакии, где снимался фильм, оправдались. По итогам фестиваля мой фильм пригласили еще на три престижных конкурса, чем я буквально окрылен.
Признание дает мне стимул для создания нового фильма. Всегда очень важно видеть обратную связь. Часто режиссеры даже не знают, как к их фильмам относятся. Снял, фильм пошел в прокат. И тишина. Иногда вообще полное забвение. А я увидел результат, увидел реакцию. Я сам сидел в зале.
— Это был запоминающийся просмотр. Слетели русские титры, в зале возник небольшой скандал.
— Конечно, в этом приятного мало. Но никто не ушел! Все остались! Зрителям было интересно досмотреть, что будет дальше.
— А денежного вознаграждения эти призы не предполагают?
— Денег не дают ни за тот, ни за другой приз. Но появляются моральные силы, что в каком-то смысле даже посильнее, чем деньги.
— Уверены ли вы были в победе?
— Любой человек питает надежды. Но я посмотрел практически все конкурсные фильмы и понял, что программа очень сильная. Я подумал, что, в принципе, могу ничего и не получить. Особенно сильными были корейские и португальские фильмы.
Узбеки едут в Канны
— Ваша победа, какие перспективы она открывает перед кинематографом Узбекистана?
— Рецензенты писали, что победа "Стойкости" — прорыв для всей узбекской кинематографии, которая уже десять лет не только не получала никаких призов, но даже не была представлена на престижных кинофестивалях. Конечно, взят важный барьер. Я думаю, теперь молодые и амбициозные режиссеры из Узбекистана будут стремиться на Московский фестиваль и фестивали такого же уровня — Венецианский, Каннский, Берлинский.
— Про показ "Стойкости" в Каннах ходит противоречивая информация. Ваш фильм там покажут?
— С этого года на Каннском кинорынке благодаря Центру развития кинематографии появится павильон Узбекистана. Центр и мне помог в подготовке к фестивалю. У меня была проблема с субтитрами и постером, они ее решили, за что я им очень благодарен. Эта организация молодая, ей всего год, но амбициозная.
— На самом фестивале показа не будет?
— В конкурсном показе, к сожалению, никого из Узбекистана нет. Нет и в "Особом взгляде". Но это не омрачает радости, потому что павильон Узбекистана все-таки будет. И там покажут фильмы золотого фонда узбекского кинематографа. Будет еще проект молодого режиссера Мухлисы Азизовой "Скорпион", съемки которого только-только закончились. Ну и, надеюсь, что и мой фильм тоже.
Но задача павильона на кинорынке — не просто показ фильмов. Это и презентация Узбекистана. Там будут представлены локации, где можно снимать, услуги по производству фильмов. Задача — как можно быстрее интегрировать Узбекистан в мировой кинопроцесс.
Рожденное в муках
— Фильм, как я слышал, пришлось пробивать? Его ведь не сразу приняли.
— Пробивал я его долго. Началось все в 2015 году. И главный на то время редактор "Узбеккино" Гафур Эшмурадов категорически не хотел принимать мой сценарий. Он и сам был сценаристом, поэтому возник конфликт интересов. Чтобы запустить свой сценарий, он отодвигал мой.
Пока я ходил по инстанциям, сменилось руководство "Узбеккино". У нас появился новый президент. В худсовет "Узбеккино" тоже пришли новые люди, которые очень сильно удивились: почему так долго не пропускали сценарий? Так что появление нового президента повлияло и на судьбу моего фильма тоже. И я благодарен нынешнему руководству "Узбеккино" за то, что поддержали фильм на стадии постпродакшена и высоко оценили готовый фильм.
— Ваш проект делался в экстремальнейших условиях — в Каракалпакии, по жаре. Наверняка пришлось трудно?
— Съемочный процесс шел более-менее нормально. Но нас убивала жара. Каких-то особых форс-мажоров я не могу припомнить. Был один эпизод с оружием. Мы ехали в автобусе, и у нас была целая машина бутафорского оружия. И на одном из дорожных постов в Ташкентской области нас задержали. Часа четыре мы стояли до выяснения обстоятельств. А после этого сотрудники милиции приехали на съемочную площадку и обеспечивали нам комфорт — не допускали на площадку зевак.
— У вас в фильме не только оружие, но и бронетехника есть. Тоже бутафорская?
— Нам очень сильно помогло Министерство обороны — и с оружием, и с организацией. В нашем вроде бы малобюджетном фильме есть и солдаты, и бронетранспортеры, и палатки времен войны в Афганистане. Солдаты с удовольствием в кино снимались. Везде нам зеленый свет был, везде нам помогали. Поэтому нашему Министерству обороны — низкий поклон.
— А каково это — снимать в Каракалпакстане? Как к вам относились?
— Каракалпаки — братский народ для узбеков. Территория у Каракалпакстана огромная, занимает одну треть территории Узбекистана. Я потому и поехал туда снимать, — знал, что каракалпаки — мужественный, терпеливый народ, скупой на эмоции. Все думают, что восточные люди — с хитрецой. А они простые, прямые, очень справедливые и правильные люди. Я вообще влюбился в каракалпаков.
И отдельное персональное спасибо — директору киностудии "Каракалпакфильм" Бахтияру Мадиярову. Я думаю, что и каракалпакское кино тоже ждет ренессанс. Регион интереснейший. Если хотите снять что-то артхаусное или фантастическое — надо ехать на плато Устюрт. Пейзажи там совершенно космические.
Древнейшие традиции
— В какую сторону будет развиваться узбекский кинематограф? Будет ли он ориентирован на Голливуд? Или, может, на Болливуд?
— Вторым Голливудом мы не станем. Во-первых, наши фильмы малобюджетны. Во-вторых, в Узбекистане — государственная система дотирования производства фильмов. Это значит, что над режиссерами не висит дамоклов меч окупаемости. Кинематографисты имеют возможность снимать произведения искусства (если им дано).
В республике достаточно талантливых людей, чтобы получилась сильная, конкурентоспособная кинематография, такая, как, скажем, турецкая или иранская. К тому же, у Узбекистана очень давние кинотрадиции.
Кинематограф у нас зародился в начале XX века. Хорезмиец Худайберген Деванов в 1908 году привез в Туркестан первый фотоаппарат и первую кинокамеру и стал снимать хронику. Потом появилось множество студий и в Бухаре, и в Ташкенте. Снимались немые фильмы. В одном из них играла мать Майи Плисецкой.
Так что у нас — одна из старейших кинематографий в мире. Я думаю, что у нее большое светлое будущее. Приходит много хорошей, умной, толковой молодежи.
— Каким, по-вашему, должен быть кинематограф Узбекистана, чтобы добиться признания на международной арене?
— Думаю, что он обязательно должен быть национальным по содержанию и интернациональным по смыслу. Не нужно никому подражать. Потому что подражание — признак второсортности. Да, по количеству фильмов мы не сможем догнать Америку, Китай или Индию. Но по качеству, я уверен, сможем заявить о себе на больших международных киноплощадках.
— Насколько государство интересуется кинопроцессом?
— В Узбекистане даже в самые тяжелые годы финансирование кинематографа не прекращалось. Этих денег хватало на производство пяти, десяти, а в некоторые годы и пятнадцати художественных фильмов.
— А кто будет смотреть узбекское кино?
— В самом Узбекистане очень благодарная киноаудитория. Артхаусные фильмы будут интересны в Европе. То же иранское или турецкое кино с большим интересом смотрят во всех киноинститутах Европы. А если фильм коммерческий — боевик или блокбастер, есть огромный рынок Азии. Есть Индия, Пакистан, Китай, Малайзия, Арабские Эмираты. Главное — произвести достойный фильм, а покупатели и зрители найдутся. Все дело в качестве.
