Прогнозы цен на нефть на ближайшее время сильно разнятся, среди факторов неопределенности — и вторая волна коронавируса. Напротив, для среднесрочных ценовых перспектив (два-четыре года) участники и наблюдатели нефтяного рынка демонстрируют единодушие. К примеру, недавно мы обсуждали прогноз Goldman Sachs, который предполагал, что вследствие текущего недоинвестирования мы в 2020-х еще увидим дефицит на рынке нефти, пишет автор РИА Новости.
Вскоре примерно те же выводы озвучила и компания Total, ожидающая постепенного восстановления цен — от 40 долларов за баррель в 2021 году до 60 долларов в 2023-м. От себя отметим, что, если отталкиваться от текущих котировок, даже такой прогноз выглядит достаточно консервативно.
Казалось бы, что неожиданного и интересного в этих прогнозах? Нефтяной сектор цикличен, падение спроса и цен выражается в снижении инвестиций, что в будущем отразится на предложении и приведет к удорожанию нефти. Однако указанные предположения о будущих ценах интересны потому, что текущий кризис все же отличается от предыдущих.
Во-первых, до сих пор у ряда наблюдателей сохраняется очень дискуссионное мнение, что мы вообще больше не увидим "доковидного" объема потребления нефти — из-за очень долгого восстановления спроса на фоне увеличения доли электромобилей, которые будут отъедать часть рынка. Мнение это, повторимся, достаточно спорное и радикальное, но возврат к норме действительно не будет быстрым, плюс к тому за весну были накоплены значительные запасы нефти и существуют самоограничения ОПЕК+. И если на таком фоне прогнозируется рост цен на нефть, это определяется и тем, что добыча без поддерживающих инвестиций будет падать еще стремительнее.
Второе и главное. Общим местом упомянутых выше (и массы других) прогнозов является тот факт, что этот ценовой всплеск, условно говоря, середины — второй половины 2020-х будет последним. А дальше, после 2030 года, — прохождение "пика нефти" и постепенное затухание цен вследствие снижения спроса.
Но представим, что по этим причинам все компании вдруг отказались от новых инвестиций в нефть. Добыча очень быстро (лет за десять или быстрее) упадет кратно, и что тогда?
Поэтому вопрос не только в том, что спрос на нефть будет стагнировать или снижаться, но также и в том, кто будет обеспечивать этот пусть даже падающий спрос, который в любом случае останется значительным и сопоставимым с текущими объемами. И здесь мы подходим с самому интересному.
Некоторые западные (в первую очередь — европейские) нефтегазовые ТНК начинают заметно снижать инвестиции в нефть.
Наверное, наиболее ярким примером здесь стала компания BP. Ее новая стратегия, представленная в августе, предполагает резкое наращивание мощностей ВИЭ — в 20 (!) раз уже к 2030 году, с текущих 2,5 до 50 гигаватт. И главное — снижение добычи нефти и газа к 2040 году на 40 процентов. Не все компании имеют столь же агрессивную стратегию (а компании из США — так вообще пока ориентированы на нефтегаз), но доля инвестиций в ВИЭ у них будет быстро возрастать, а значит, снизятся вложения в традиционную энергетику. Ведь лишних денег при текущих ценах на нефть нет.
Причин такого поведения две. Во-первых, компании опасаются новых масштабных проектов со сроками окупаемости до 20 лет: вдруг к тому времени (а это уже 2040-е годы) эта нефть окажется не нужна. Во-вторых, есть политические причины, связанные с эмиссией углекислого газа и переходом на зеленую энергетику. Европейские компании находятся под повышенным давлением политиков, регуляторов, общественного мнения, инвестиционного и банковского сообщества. По сумме этих причин им все сложнее инвестировать в ископаемые топлива, поэтому мы видим резкий переход в "зелень".
Но если часть добычных компаний сворачивается повышенными темпами, это означает, что образуется дополнительная ниша. При условии, что в отказе от инвестиций есть не только экономическая, но и "избыточная" политическая составляющая. Кем она будет занята? И что в других странах?
Мы видим, что нефтегазовые гиганты из США не спешат переходить к зеленой энергетике. Но последнее время все больше обсуждаются планы демократов (в случае прихода их к власти на президентских выборах) о запрете гидроразрыва пласта (важный этап сланцевой добычи), что приведет к резкому снижению добычи нефти в США. Пока этот сценарий выглядит слишком невероятным — ведь в таком случае добыча сланцевой нефти упадет еще на четыре миллиона баррелей за три года (что при прочих равных условиях приведет и к глобальному подорожанию нефти). Тем не менее сценарии запрета на гидроразрыв рассчитываются уже на уровне самых профессиональных нефтегазовых аналитических агентств.
Но главный интерес — Азия. Здесь, конечно, по принципу "пусть цветут сто цветов", развиваются все виды энергоносителей, но особой озабоченности климатической повесткой не наблюдается.
Российские компании также в минимальной степени снижают обороты.
"Роснефть" запускает масштабный проект "Восток Ойл", а "Газпром нефть" по итогам первого полугодия даже нарастила капитальные затраты (но, правда, рассчитывает за счет второго полугодия получить запланированные итоговые цифры сокращения новых вложений на 20 процентов, все же реакция объемов инвестиций на падение нефтяных цен быть должна).
Какой подход окажется более верным? Прогнозы уважаемых организаций разнятся — от постепенного роста спроса после окончания истории с вирусом на традиционном уровне "один процент (или один миллион баррелей в день) ежегодно в ближайшие десять лет" до стагнирования на "доковидном" уровне. Понятно, что одновременно с постепенным отказом от нефтедобычи западные страны синхронно будут и политическими, и экономическими способами внедрять и ускоренную электромобилизацию всего ЕС. С другой стороны, следует помнить, что вообще без инвестиций добыча нефти снижается в среднем на восемь процентов в год.
Подытожим. Возможны два пути. Либо спрос на добываемую нефть будет достаточным (в том числе из-за снижения нефтяной инвестиционной активности некоторых западных ТНК), и тогда российские компании получат преимущество — и за счет цен, и за счет сохранившихся или даже увеличившихся объемов добычи. Либо же он действительно в какой-то момент, скажем, после 2030 года, начнет схлопываться слишком быстрыми темпами. Конечно, у российских компаний существует определенный запас прочности за счет достаточно высокого налогового бремени, который в случае развития в будущем самого негативного сценария может быть снижен. Но для новых проектов, где себестоимость добычи становится все выше, и уровень налоговой нагрузки снижается.
Таким образом, наши компании, конечно, отчасти рискуют, продолжая сохранять высокий уровень инвестиций. Но наградой за этот риск будут вероятные дополнительные доходы на более длительном промежутке времени — и для бюджета, и для самих компаний. В таком случае компании, по сути, отберут эти прибыли у западных коллег, побоявшихся (неважно, рисков или общественного мнения) вкладываться в нефтедобычу.
Одновременно нужно понимать, что в любом случае с каждым последующим годом риски инвестиций в новые добычные нефтяные проекты с длительными сроками окупаемости будут только возрастать, а оттого как минимум требовать все более тщательного анализа.
