Фактически, его словами были проиллюстрированы оперативные возможности СВР по добыванию важной информации.
Речь в беседе шла и о коронавирусе, а именно о том, что думает СВР о происхождении этой заразы, и как разведка участвует в борьбе с новой инфекцией. Наконец, Нарышкин поделился и личным, рассказав, от чего он получает удовлетворение, работая на посту директора СВР.
— Шумная история была с отравлением, в кавычках, блогера Навального. Занималась ли Cлужба внешней разведки этой темой и удалось ли восстановить единственные причины, что же, собственно, произошло, в какой степени оказались замешаны западные спецслужбы и на каком этапе они подключились тогда?
— Ну, мы исходим, должны исходить из того, что российские врачи в Омске провели самый глубокий комплекс исследований.
— Вы это знаете или просто исходим априори?
— Мы это знаем, и вы это знаете.
— Я очень внимательно этим занимался, я это знаю.
— И на момент, когда блогер Навальный находился на территории Российской Федерации, в его биологических материалах не было присутствия каких-либо токсичных, тем более отравляющих веществ. Что произошло потом, когда он оказался сначала на борту немецкого лайнера, а потом уже на территории Федеративной республики Германия — это вопрос. Наши соответствующие службы, а именно Генеральная прокуратура неоднократно делала запросы, не получив ни одного ответа. Немецкая сторона молчит, значит, есть что скрывать.
— Я же тоже занимался, говорил с врачами, подробно, все это вывешено — с доктором Сабаевым, с Ринком. Сабаев — главный токсиколог, все это известно. То есть факта отравления не было. Не было химической травмы. Тем не менее потом это было интерпретировано как отравление. Ну здесь же торчат уши спецслужб и, мне кажется, очевидно. А Вы говорите об этом столь осторожно.
— Вы говорите в качестве предположения. Я сказал то, что сказал, а сказал я то, что у нас нет подтвержденных данных. Мы не можем говорить об этом как о событиях достоверно известных. Я также сказал, что есть данные косвенные.
Знаете, в качестве одного из вариантов, механизмов на серьезном уровне обсуждался вопрос о так называемой "сакральной жертве". Причем говорилось о том, что лучше бы, чтобы эта "сакральная жертва" была из числа все-таки лидеров оппозиции.
— Вот с этим словом не согласен. Вот с "оппозицией" не согласен. С "протестом" согласен, но оппозиция — это то, что претендует на то, чтобы взять власть. Это имеющие организацию, имеющие ответственность. Какая оппозиция? Но они так называют.
— Я тоже с этим согласен так же, как и Вы.
— То есть Вы просто воспользовались их терминологией.
— Да.
— Интересно, Вы это интерпретируете как косвенные данные, но если говорить про Навального — это косвенные, а если не говорить про Навального, то это конкретные данные, у которых, и об этом совещании, у Вас есть подтверждение. То есть это точные данные.
— Ну большего сказать я не могу, потому что источник ценнее, чем что-либо другое.
— Я понимаю. По-моему, все эти отравления — вообще такая западная культура, от Древнего Рима. И они проецируют свою культуру на нас. Как бы мы тоже должны травить. И чуть что — возникает отравление. С Кара-Мурзой так было, например. Потом это не подтвердилось, даже американские СМИ опровергли эту версию. С Верзиловым. Верзилин или Верзилов, это неважно, собственно, мы не об этом говорим. И тоже: "ах, отравили". Потом выяснилось тихо, что никакого отравления не подтвердилось.
И все это не подтверждается раз за разом, и я не исключаю, что и сейчас с блогером Навальным это тоже в какой-то момент все-таки лопнет, потому что нельзя столь неадекватно настаивать на столь неадекватном. Ну а предвидите ли Вы какие-то новые истории с отравлениями? Они ведь уже как бы поставлены на конвейер. Есть ли у Вас какие-то косвенные данные?
— Косвенных данных, что та или иная жертва уже обозначена, нет. Но, как Вы сказали и что на самом деле так, к сожалению, — этим инструментом наши западные оппоненты время от времени пользуются. Так же, как они пользовались этим в бывшей Югославии, на Украине.
— А вот это мифическое вещество — "Новичок"? Леонид Ринк в интервью нам сказал, что этого вещества не существует, что это бинарное химическое оружие, то есть оружие, состоящее из минимум двух компонентов, которые соединяются в момент взрыва. Поэтому "Новичком" обмазать бутылку просто нельзя. "Новичок" уже превратился в метафору некоего боевого вещества, связываемого с Россией.
Хорошее слово "Новичок". Нравится Меркель, нравилось Терезе Мэй. Что-то в этом такое, может быть, даже для женщин, звучит особо привлекательное, гипнотизирующее их. Но так или иначе, есть вещества, которые разрабатывались, конечно же, в Советском Союзе, боевые отравляющие вещества. Есть у Вас какие-то данные, что этими же веществами интересуются и располагают наши западные партнеры, в Западной Европе — в Германии, Великобритании?
— Такой информации у нас нет.
— Что этот "Новичок" или его компоненты, его производные, как-то "гуляют", нет?
— Есть другая сторона вопроса. Формула так называемого "Новичка" — она известна. И любой стране, которая располагает более-менее развитой химической промышленностью, создать опытное производство такого или подобного вещества не составляет труда. Но я так же, как и Вы, не видел, не нюхал "Новичок".
— И слава Богу. Вот сейчас коронавирус — безусловная угроза, конечно же, России, и наверняка в списке угроз числится. А значит, это тоже цель, предмет интересов Службы внешней разведки. В какой степени вы занимаетесь этой темой? И к чему вы пришли здесь — в общих чертах, если не совсем точно и досконально, что это такое? С чем мы столкнулись?
— В какой-то степени мы этим занимаемся. Но поскольку мы располагаем большими возможностями по получению, по добыванию информации, и поскольку мы имеем значительные аналитические ресурсы внутри Службы внешней разведки, то, конечно, мы вот этот большой объем получаемой информации обрабатываем и представляем в соответствующие службы и министерства, в правительство. Вот в этом и состоит наша роль, наше участие в борьбе с этим злом.
— Происхождение коронавируса. У Вас есть твердые знания по этому поводу? Источник?
— Если Вы задаете вопрос в том смысле, что каково происхождение — искусственное или естественное?
— Это всех сейчас, конечно, волнует. Я понимаю, что многие уже отвечали, но у Вас самые точные сведения.
— Таких обоснованных и достоверных данных о том, что это продукция человеческих рук и человеческого интеллекта, нет. Поэтому мы склоняемся к тому, что это продукт естественного происхождения.
— Но Вы не можете сказать "нет" руководителю, потому что он должен из чего-то исходить, принимая решение. У него должна быть все равно рабочая гипотеза для принятия решения. То есть президент принимает решение из того, что это вирус естественного происхождения? Здесь двоичная система: Вы говорите либо да, либо нет. Естественное происхождение?
— Знаете, и президенту, и соответствующим органам государственной власти важно разработать систему мер борьбы с этим недугом, с этим вирусом. Чем, как мне представляется, российские министерства и ведомства довольно успешно занимаются, нарабатывая и соответствующие протоколы лечения больных коронавирусом, разрабатывая лекарственные препараты, разрабатывая, наконец, вакцины.
— Из Соединенных Штатов иногда звучат обвинения о том, что Россия препятствует получению вакцины Америкой. В какой степени вообще есть основания для подобных обвинений?
— Да нет, конечно, таких оснований нет. Это чушь, это только возможность как-то скрыть собственные недостатки. Да, недостатки явно в системе здравоохранения Соединенных Штатов есть. И вот в эти месяцы, когда свирепствует коронавирус, такие недостатки проявились. Проявились и, к сожалению, очень сильно.
— Есть палочка-выручалочка — Россия, сразу раз - и все. Всегда можно ухватиться за нее, всегда можно свалить на Россию.
— Да, что это российское влияние, российские угрозы. Есть и "китайское влияние", "китайские "угрозы".
— Все-таки в Белоруссии тревожные события. В какой степени сейчас Вас занимает Белоруссия, и каков Ваш прогноз на то, что там будет происходить? С другой стороны, Вы же должны давать не только прогноз, но и рекомендации.
— О нашем участии?
— Да.
— Мы даем взгляд из так называемого западного угла — как западная сторона смотрит на эти процессы, анализирует, оценивает, какие меры предпринимает для того, чтоб расшатать ситуацию внутри Белоруссии, и свои оценки предоставляем, в том числе, своим белорусским коллегам.
— Поделитесь?
— С коллегами уже поделился.
— А с нами?
— Пока нет.
— А можно ли утверждать, что западные спецслужбы, которые, безусловно, там работают — и я надеюсь, что у вас не только косвенные данные есть по этому поводу, — оттачивают на примере Белоруссии, словно на полигоне, методы дестабилизации, которые будут потом использоваться и в России?
— Ну это очевидно — то, что наши западные оппоненты пытаются проецировать ситуацию в Белоруссии на Российскую Федерацию. Но, признаться, каких-то инноваций в Белоруссии отмечено не было. Технологии "цветных революций" известны давно и применялись за последние два-три десятка лет во многих и многих странах мира.
— То есть Вам хотелось сказать: "Скучно, девочки"?
— Ничего нового. И ничего хорошего, конечно, в этом нет. Мы, безусловно, с беспокойством относимся к тем событиям, которые происходят в Белоруссии, мы стараемся подсказать нашим коллегам, как я уже говорил, то, что думают, что делают западные оппоненты, и рассчитываем, что этот опыт будет полезен.
— Сергей Евгеньевич, Вы были первым — в России, по крайней мере, — кто заявил, что в зоне карабахской войны участвуют боевики-террористы, в том числе с Ближнего Востока, прежде всего, из Сирии. Какие у вас есть для этого подтверждения документальные? И они прямые либо косвенные?
— Были точные данные.
— И вот сейчас сириец, который был показан, представлен армянской стороной, — это, собственно, подтверждение Ваших данных.
— Ну эти данные мы получаем из целого ряда стран, от разных источников и от разных наших партнеров, партнерских служб на Ближнем Востоке, Среднем Востоке.
— Дней десять назад президент Путин сказал, что Армения и Азербайджан для нас "равные партнеры", точная цитата. У нас разный характер сотрудничества с этими странами, но в целом он вот так выразился. Сотрудничаете ли вы с коллегами из Азербайджана? Из Армении — я не сомневаюсь, потому что, наверное, здесь в рамках ОДКБ у вас есть отлаженный механизм, а из Азербайджана?
— У нас есть отлаженный механизм сотрудничества со спецслужбами, с разведывательными службами всех стран пространства СНГ, в том числе Службой внешней разведки Азербайджана и с подразделением Комитета национальной безопасности Армении, подразделением, которое занимается разведывательной деятельностью.
— Из недавно рассекреченных документов Службы внешней разведки следует, что Британия в годы Второй мировой войны пыталась втянуть Турцию в военные действия. И вообще Британия и Турция вошли в так называемую "Крымскую платформу" недавно. Ваш коллега, встречу с которым вы не исключаете, Ричард Мур, он же был послом в Турции и говорит на турецком языке свободно, слывет личным другом Эрдогана. Даже после попытки переворота в Турции он вышел сухим из воды и сохранил эту дружбу.
Борису Джонсону трудно общаться с Эрдоганом, поскольку он писал на него стихи оскорбительного содержания, выставлял их на конкурсы и получал даже призы. А следовательно, общение между Британией и Турцией идет по линии Ричард Мур — Эрдоган. Есть общий интерес? Насколько Британия и Турция сейчас завязаны и взаимодействуют их спецслужбы в карабахской войне? Как они координируют усилия?
— Работу турецкой разведывательной службы мы ощущаем, видим отдельные элементы этой работы. Что касается британской разведки — о британцах я такого сказать не могу.
— Не ощущаете там, в Нагорном Карабахе?
— Нет.
— Журналиста Ивана Сафронова обвиняют в передаче секретной информации разведке Чехии. Этот факт был озвучен Службой внешней разведки, а не ФСБ, которая призвана охранять секреты. Чем Вы объясняете, что именно Служба внешней разведки была спикером по этой теме?
— Этот факт не был заявлен и озвучен нашей Службой — это заявил кто-то из журналистов.
— Со ссылкой на Службу внешней разведки?
— Ну да.
— То есть это была просто журналистская "утка"?
— А как это назвать?
— Я думаю, конечно, "утка".
— Вот давайте так и назовем.
— Сергей Евгеньевич, Ваша рабочая жизнь изменилась в пандемию? Вы можете себе позволить работать на "удаленке", исполняя рекомендации президента, мэра, Роспотребнадзора?
— Могу, но находясь при этом в своем рабочем кабинете. И в определенном смысле работаю на "удаленке", потому что, конечно, мы тоже в значительной степени ограничили личные контакты, личное профессиональное общение между руководителями служб, подразделений. Большим объемом информации, которым мы обмениваемся, мы обмениваемся в безличной форме. Мы вынуждены были отменить проведение в личной форме совещаний, коллегий, проводим их опять-таки в безличной форме, в режиме онлайн. Так что вот такие ограничения мы ввели. Хотя, должен сказать, что и среди сотрудников Службы есть те, кто оказался подверженным этому заболеванию.
— Но Вы же докладываете лично президенту — просто по Вашему статусу это совершенно очевидно. Как часто Вы это делаете сейчас действительно лично и как часто по защищенным каналам связи?
— Все доклады Службы внешней разведки — лично. Все документы — лично.
— Глаза в глаза?
— Мы в ежедневном режиме информируем президента о тех или иных событиях.
— Но лично дистанционно все-таки?
— Дистанционно, но лично. Как говорится, из рук в руки лично. Причем информируем президента практически без выходных и без праздничных дней, потому что информация в Службу поступает со всех континентов, кроме Антарктиды. Мы, конечно, проводим очень тонкий и внимательный анализ и президенту докладываем summary.
Президент очень внимательно работает с информацией разведки. Работает как профессионал, понимает, чего стоит та или иная информация, делает пометки. Мы работаем с этими пометками, что-то уточняем, отвечаем на вопросы президента. И, конечно, это большое удовольствие — работать с руководителем, который знает тонкость и специфику этой работы.
— Сергей Евгеньевич, я задам провокационный вопрос.
— Пожалуйста.
— Чувствуете ли вы себя на этом посту перегруженным?
— На посту директора Службы внешней разведки? Я чувствую удовлетворение, находясь на этом посту, от того, что много работы. Работа интересная и работа в очень уникальном коллективе. Коллективе высокопрофессиональных людей, высокообразованных, интеллектуалов и, кроме того, это люди военнослужащие. А это значит, вопрос дисциплины не стоит так, как он может стоять в гражданской профессии.
— Я понимаю, на что Вы намекаете.
— Нет, нет, тут намеков нет, поверьте.
— Сергей Евгеньевич, вот так, если в пропорциях, то у Вас же есть еще общественная работа. Вы председатель Российского исторического общества, и Российское историческое общество просто "зазвучало" под Вашим руководством. В процентном отношении, если распределить Ваше время, как Вы его делите между Службой внешней разведки и Российским историческим обществом?
— Общественная работа все-таки занимает совсем незначительную часть времени.
— Десять процентов?
— Нет, конечно, меньше. Это недопустимо — десять процентов посвящать только этой, тоже любимой мною работе на посту председателя Российского исторического общества. Дело в том, что нам удалось собрать просто сильный коллектив единомышленников, тех, кто любит историю, кто знает историю, кто понимает значение истории для формирования национального самосознания, для воспитания молодежи, лучших чувств для воспитания патриотизма, и механизм работает.
— Но если Вы сейчас скажете, что в свободное время Вы занимаетесь работой, то…
— Нет, я такого говорить не будут.
— Тогда чем Вы занимаетесь в свободное время?
— Скажу, что я действительно много работаю, а когда выдается свободное время, как и все, люблю почитать. В прошлые месяцы, до наступления пандемии коронавируса, я периодически ходил в театр, я люблю театр.
— Я видел Вас.
— Да. И я видел Вас. Я стараюсь поддерживать здоровый образ жизни. В том числе занимаюсь некоторыми видами спорта, хотя нельзя это назвать спортом.
— Огромное спасибо, Сергей Евгеньевич, Вам за столь глубокое, откровенное и доброжелательное интервью. С наступающим Вас большим профессиональным юбилеем — столетием СВР.
— Спасибо!
