Единство Центральной Азии — это миф

Отправной точкой, исходя из которой следует рассматривать изменения, происходящие в Узбекистане, является смена модели экономического развития.

Существовавшая в республике на протяжении четверти века изоляционистская и импортозамещающая экономика выполнила свои задачи, и новый этап развития определяется, прежде всего, назревшей потребностью в выходах на внешние рынки. Это объясняет и происходящие реформы в структуре управления, и определенную либерализацию экономической и социальной жизни в Узбекистане.

Естественно, что столь принципиальное реформирование не может не повлечь за собой изменения во внешней политике Ташкента. Хотя ее стратегические принципы остаются прежними: равноудаленность от крупных мировых центров, приоритет двусторонних отношений с кем бы то ни было, неучастие в многосторонних интеграционных форматах.

В основе внешней политики Узбекистана по-прежнему остается разумно эгоистический национальный интерес, исключающий — в рамках возможного — компромиссы, влекущие какой-либо ущерб для страны. Внешнеполитическая "тактика Мирзиёева" отличается от "тактики Каримова" лишь меньшим уровнем политизированности и переносом главных акцентов на распространение экономического влияния.

Приоритет региону?

Первые заявления президента Узбекистана о приоритетности региональных отношений дали основание некоторым наблюдателям сделать чрезмерно оптимистические выводы, в том числе — о вероятности создания в регионе некоего интеграционного союза пяти постсоветских стран. Эти оценки были и остаются идеалистическими, поскольку не учитывают того обстоятельства, что интересы в политике всегда были, есть и будут первичны по отношению к любым идеалам.

Тем не менее уже в марте в Астане состоится событие, инициированное из Ташкента. Предстоящий региональный саммит руководителей стран Средней Азии и Казахстана уже вызвал большой резонанс не в последнюю очередь именно потому, что инициатива принадлежала не Казахстану — традиционному стороннику различных интеграционных проектов, а Узбекистану. В ноябре 2017 года президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев предложил учредить Консультативный совет глав государств Центральной Азии, позволяющий на высшем уровне обсуждать региональные проблемы и находить наилучшие пути их решения. В Астане эту идею поддержали и трансформировали во вполне конкретную организационную форму. Впрочем, уже тогда президент Узбекистана подчеркивал, что речь вовсе не идет о создании новой международной организации или какой-либо интеграционной структуры.

Это вполне реалистический взгляд на довольно-таки разнонаправленное и разноуровневое развитие стран региона, сближение которых всегда будет лимитировано объективными условиями. Так, в Ташкенте, Астане, Ашхабаде, Душанбе или Бишкеке абсолютно отсутствует (и даже не обсуждается) готовность к делегированию своих суверенитетов в некие наднациональные управленческие структуры (без чего никакая интеграция невозможна просто по определению). Об интеграции речь если и идет, то в основном в эмоциональной плоскости рассуждений отдельных политиков, экспертов, авторов, и меньше всего, кстати, об этом говорят как раз в Узбекистане.

Иллюзия единства

Хроника всех постсоветских интеграционных инициатив — а их было более десятка — не показывает успешных примеров, все разговоры об общей истории, культуре и единстве Центральной Азии — это мифологемы, которыми переполнено современное информационное пространство. Во всей предшествующей истории страны региона объединялись в рамках единых государственных образований только силой, в историческом измерении времени — ненадолго, и чаще всего — силой внешнего актора: это были Чингисхан, Тамерлан, Российская империя, СССР…

Распространение же мифологем, порождающих неоправданные ожидания, способствует политизации любых проектов, зачастую заметно снижая их потенциальную прагматическую ценность.

Так что предстоящий в марте саммит в Казахстане вполне может оказаться полезным инструментом в оптимизации сотрудничества в регионе, а еще больше — в решении долговременных и возникающих проблем в двусторонних и трехсторонних форматах. Большего от инициативы Ташкента и Астаны ожидать вряд ли целесообразно.

Ташкент — Астана

Наиболее очевидной выглядит активизация экономического сотрудничества по линии Казахстан — Узбекистан, в транспортной и энергетической сфере возможна триада Узбекистан — Казахстан — Туркменистан, продолжает оставаться актуальной водно-энергетическая сфера приложения сил, а в связи с рядом китайских проектов актуализируется транспортно-транзитная сфера.

Диалог Ташкента и Астаны — не только в рамках предстоящего саммита, но уже очевидно и на перспективу, содержит в себе еще одну очень важную нагрузку, требующую отдельного внимания: это взаимодействие между двумя регионообразующими странами с целью влияния на положение региона в целом. Об ответственности за регион неоднократно говорили и Назарбаев, и Мирзиёев. И создание консультативного совета на саммите в Астане — это создание механизмов управления этим влиянием, для исполнения чего не требуются наднациональные органы и какие-либо альянсы.

Разноуровневое сотрудничество

Опыт постсоветского времени показывает, что без участия Узбекистана региональное пространство получается неполноценным, разорванным и малодееспособным. В меньшей степени это относится и к Туркмении, хотя последняя объективно, в силу простой географии, во многом тяготеет к взаимодействию вне формальных рамок Центральной Азии.

А поскольку Узбекистан остается верен своему уже устоявшемуся неучастию в формализованных многосторонних форматах, сотрудничество в любой сфере на пространстве региона может носить только разноуровневый характер — или существовать в рамках отдельных конкретных проектов.
Эффективности этого сотрудничества не должны мешать ни участие Казахстана и Кыргызстана в Евразийском экономическом союзе или в ОДКБ, ни специфический международный статус Туркменистана.

В достаточно короткие сроки руководству Узбекистана уже удалось серьезно обновить характер отношений почти со всеми странами по периметру своих границ. Хотя и с разным качеством и в различной степени, что только подтверждает невозможность унифицировать взаимоотношения всех пяти постсоветских стран под некий стандарт абстрактного союза.

Узбекистан — США — Афганистан

После успешного старта нового руководства Узбекистана в отношениях с Москвой и Пекином (весной 2017 года) следующей задачей Ташкента было утверждение некого обновленного формата в отношениях с Вашингтоном и европейскими столицами. Этапами этой работы стали участие Шавката Мирзиёева в работе 72-й сессии Генассамблеи ООН и в узбекско-американском бизнес-форуме в столице США в сентябре 2017-го. Интенсивные контакты с США стали едва ли не главной линией внешней политики Узбекистана и в начале 2018 года. 17 января министр иностранных дел Абдулазиз Камилов провел встречу с заместителем государственного секретаря США по политическим вопросам Томасом Шенноном в Вашингтоне. 31 января Камилов принял в Ташкенте первого заместителя помощника государственного секретаря США по делам Южной и Центральной Азии Элис Уэллс, которая встретилась также с первым зампредседателя сената Олий Мажлиса Содиком Сафоевым и спецпредставителем президента Узбекистана по Афганистану Исматиллой Эргашевым. Эта интенсивность даже дала повод некоторым обозревателям говорить о "новом витке сближения США и Узбекистана".

А 21 января Узбекистан и Афганистан выступили с совместной инициативой о проведении в конце марта 2018 года в Ташкенте международной министерской конференции "Афганистан — путь к мирному будущему" ("Мирный процесс, сотрудничество в сфере безопасности и региональное взаимодействие").

"Ташкентская встреча станет логическим продолжением второго заседания "Кабульского процесса", планируемого на конец февраля 2018 года, а также послужит закреплению достигнутых результатов в рамках общих международных усилий на разных уровнях", — заявил в ходе выступления на дебатах по Центральной Азии и Афганистану в Совбезе ООН Абдулазиз Камилов.

Последовавшие в феврале визиты Камилова в Тегеран, Дели и Исламабад можно рассматривать как начало активизации внешней политики Узбекистана на этих направлениях. Несомненно, что на встречах в трех столицах обсуждались и общие вопросы развития двусторонних отношений. Но главной задачей визитов было вовлечение Ирана, Индии и Пакистана в предстоящую в Ташкенте министерскую конференцию по афганскому урегулированию.

Однако активность Ташкента на афганском направлении нельзя рассматривать как некий отдельный эпизод политики Узбекистана. Во второй половине января в Нью-Йорке состоялась встреча дипломатических представителей среднеазиатских стран СНГ и США в формате С5+1. Главная цель старого проекта "Большой Центральной Азии", урезанным вариантом которого, по сути, является формат С5+1, — обеспечить геополитический и геоэкономический отрыв этого региона от России и Китая, интегрировав его с соседними государствами Среднего Востока и Южной Азии под патронажем США. Это позволило бы американцам закрепиться в Центральной Евразии, не имеющей выхода к Мировому океану, но занимающей крайне важное стратегическое положение на границах между Россией, Китаем и Ираном. Узбекистан занимает в этом проекте центральное место, однако есть основания полагать, что и здесь Ташкент стремится к роли субъекта, а не просто объекта манипуляций Вашингтона.

Конкуренция Астане?

Инициатива Узбекистана в проведении конференции "Афганистан — путь к мирному будущему" преследует две цели. Она должна окончательно утвердить новый статус страны в регионе, учитывая пассивность Ташкента в широкой региональной политике в предыдущие годы.

До сих пор из стран региона только Казахстан мог заявлять о себе как о серьезном международном игроке, организуя в Астане переговоры по Сирии, предлагая свое посредничество в конфликте на Украине, по Нагорному Карабаху. Если ташкентская инициатива получит развитие, Астана будет вынуждена признать, что ее монополия в подобном формате закончилась. Впрочем, на позитивный характер двусторонних отношений РК и РУ это пока никак не влияет.

Сейчас уже можно предполагать, что развитие переговорного процесса по узбекистанской инициативе и под эгидой ООН представляет собой обновленную версию туркменской инициативы по проведению в Ашхабаде переговоров между афганским правительством и "Талибаном", обсуждавшейся еще в 2017 году. Это могут быть и параллельные процессы, но очевидно, что они взаимосвязаны между собой, это подтверждается и интенсивностью двусторонних контактов между Кабулом и Ташкентом и между Кабулом и Ашхабадом в последние 2-3 месяца.

Инициатива Ташкента также не противоречит казахстанско-американскому диалогу — по афганской тематике и в целом.

Ташкент — Вашингтон

Геополитические противники США в региональной политике — Россия, Иран, Китай, а также находящийся в состоянии внешнеполитической неопределенности Пакистан, — вряд ли будут в рамках новой инициативы допущены к влиянию на какие-либо принципиально важные решения. Тот факт, что внешнеполитическая деятельность Кабула стратегически управляется из Вашингтона, сомнению не подлежит. И Кабул неспроста идет на новый уровень отношений с Ташкентом, что резко контрастирует, например, с отношением кабульского правительства к российским инициативам по той же афганской тематике.

Узбекистану в рамках происходящего изменения его экономической и, отчасти, политической модели крайней необходимы диверсифицированные выходы на внешние рынки, а также внешние инвестиции. Рост международного авторитета страны должен повлиять на инвестиционный климат, а страны, задействованные в ситуации по Афганистану — Иран, Пакистан, Индия — важны и как рынки, и как участники трансграничных товарных коммуникаций. Хотя, конечно, параллельно с достижением собственных задач, Ташкент, прямо или косвенно, пусть и в тактическом измерении, но выполняет и задачи американской региональной политики.

Вряд ли это можно квалифицировать как новый виток сближения между Ташкентом и Вашингтоном. В рамках своей внешнеполитической доктрины Узбекистан продолжает действовать в парадигме многовекторности, в наибольшей степени отвечающей его собственным национальным интересам. Скорее, это способ достижения текущих целей, а также баланс стратегического партнерства и взаимовыгодного сотрудничества с Китаем и союзнических отношений с Россией.