ТАШКЕНТ, 4 мар — Sputnik. Актера Владимира Пермякова я встретил в московском Доме кино на творческом вечере режиссера Шухрата Аббасова. Пермяков сидел в соседнем со мной кресле, а лицо его показалось даже не то, чтобы знакомым, а практически родным. "Что за наваждение такое?", — задумался я, пытаясь понять, кто же это такой. Шариков? Вернее, актер Владимир Толоконников? Нет. Каскадер Иншаков? Тоже нет. А кто тогда?
Видно, усиленная работа мысли отразилась на выражении моего лица, потому что человек-загадка сам подсказал ответ: "Я Леня Голубков". И тут же все стало понятно. И даже то, почему лицо артиста показалось практически родным.
В 90-х было много телерекламы, но вся она канула в Лету. А Леню Голубкова помнят, потому что он каким-то совершенно невероятным образом стал родным для очень многих в бывшем СССР. Женщины узнавали в Лене своих мужей, зятьев. Мужики, как правило, соседей. Дети — родителей. В эпоху, когда кино оказалось практически уничтожено, общенародный архетипический образ подарила жителям распавшейся страны навязчивая телереклама.
"Купили жене сапоги?", — спросил я его почти машинально. "Обычно я говорю, что купил и пропил, — ответил Леня. — Но на самом деле я не пью".
Пермяков пригласил журналиста Sputnik на благотворительный спектакль "Дядя Ваня", в котором сам он играл Телегина. Постановка театра "Музей человека".
После спектакля мы с Владимиром Пермяковым начали разговор о рождении народного архетипа и финансовых пирамидах.
Играл кактусы, гусаров и пьяниц
– Кем вы были до роли Лени Голубкова?
– Я был актером. Работал в театрах Канска, Тобольска, потом в Москве. Играл я, как правило, героев из народа. Но, бывало, и офицеров.
Сначала я учился в московской театральной студии, с 1981 по 1984 год. Однажды приехал в отпуск в родной город Канск Красноярского края и там познакомился с очаровательной женщиной, которую звали Зиной. Мы поженились, а потом я уехал доучиваться. Зина мне писала: "Я не могу ждать тебя всю жизнь. Мне надо устраивать личные дела". И я вернулся в Канск.
–Из-за Зины, получается?
– Да. Я начал работать в канском драмтеатре. Но, к сожалению, жизнь у нас с женой не сложилась, и мы развелись. Зина на меня давила: "Что ты работаешь актером за эти копейки? Надо идти на стройку. Там хорошо платят, квартиры дают". И я ее понимаю, с одной стороны. Но строитель я никакой. Нет у меня призвания к этому. Потом я женился на соседке Гале.
–А Зина в соседней квартире осталась?
– Нет. Напротив, через дорогу. Там ее дом был. Обженились мы. Ну, так, вроде, неплохо жили, но Галя тоже женщина из народа. Она этих духовных ценностей не понимала. Абсолютно мы чужие были. Она была далека от театра…
– И получилось второй раз наступили на те же грабли?
– Да-да. И мы развелись. И потом я поехал в Тобольск. Я там, наконец, состоялся, как профессионал. Помню, в сказке "Белоснежка" я играл три роли: кактуса, егеря и палача. Еще в одной сказке Ветер играл. В "Макбете" играл слугу и призрака. В "Дамах и гусарах" — жандарма и гусара.
– Усы, наверное, наклеивали?
– Конечно. В каждом спектакле, где я играл, меня хвалили, говорили: "Растет Пермяков". Но больших ролей не давали. А мне хотелось уже как-то вылезти из этих штанишек. И я поехал в Москву, поступил в театр-студию. Там я отработал год. Я получал 150 рублей, за квартиру платил 300. И, чтобы выжить, работал на трех работах. Пол мыл, сцену убирал, билеты распространял.
Нищета была страшная. И полки в магазинах пустые — как раз и карточки ввели на продукты. И денег у меня не было, и продуктов не было, и прописки. Я снимал комнату в Отрадном. Все время был в долгах, как в шелках. Заработаешь, а почти все отдашь. Через год я чувствовал себя как загнанная лошадь. Я уволился, и с конца 1992 я только в кино работал.
– А кого и где играли?
– Первую роль в кино я сыграл в 1992 году в фильме "Генерал". Там я был капитаном НКВД, который арестовывает бойца. До сих пор помню эту сцену. "Младший лейтенант Авдошин?" — "Да". — "Вы арестованы". Потом у Игоря Николаева я снимался в клипе. Потом в фильме "Бег по солнечной стороне" играл пьяницу. Тот приходит с женой в ресторан, в завязке – а все равно хочется ему выпить. Вот он руку тянет, а жена ему – бах по рукам! И он такой разочарованный отворачивается.
А один актер, который с нами снимался, после съемок подходит ко мне и говорит: "Я наблюдал за вашей сценой. Думаю, что она будет, если не самой лучшей, то одной из лучших в фильме. Не сказав ни слова, вы сказали все". То есть вся роль была построена на мимике.
– А вы говорили, что вообще не пьете?
– Меня часто приглашают выпить после роли Лени Голубкова, но я отказываюсь. Трудно поверить, но я веду здоровый образ жизни. С юности занимаюсь спортом, бегаю, плаваю. На премьерах, презентациях – выпиваю. Но, в основном, красное вино там, шампанское. Рюмку-две. И не курю.
Семнадцать КамАЗов денег
– Но давайте поговорим о вашей самой знаменитой роли. Как вы стали Леней?
– На роль Лени Голубкова я попал случайно. Вначале приглашали другого артиста, с другим типажом. Но его не было дома. Поискали в картотеке, на "Мосфильме". И режиссер "Фитиля" Тамара Коршунова предложила меня: "Есть такой Володя Пермяков, который как раз по всем критериям соответствует".
Она мне позвонила, спросила: "Володя, ты в субботу свободен?" Я говорю: "Да". Она: "Ну, приходи на Нагатинскую. В 9 часов утра приезжай. У первого вагона". И добавляет: "Оденься похуже, во все старенькое". Я спрашиваю: "Пролетария играть?" Она говорит: "Нет, это не кино. Я тебе потом скажу". И вот, я когда приехал на площадку, понял, что режиссер — это тоже мужик из народа. Зная русского мужика, его внутренний мир, интеллект, эмоции, я построил образ Лени Голубкова. Он был основан на народной искренности и непосредственности, наивности. Ну, и легкая импровизация была.
И Леня стал своим. Все его принимали действительно за человека из народа. Многие думали, что это мужик пришел покупать акции, его засняли и показали.
– Жены у вас на тот момент не было?
– Я был в разводе. И, может быть, мне одному и удалось выжить. Потому что работы не было, комнату снимал, с хлеба на воду перебивался в нищете страшной. И вот если бы не МММ, то не знаю. Вряд ли я бы удержался в Москве еще несколько лет.
– После съемок вы разбогатели?
– Когда МММ утопили, я остался у разбитого корыта – без работы и без денег. Не было денег даже на метро, чтобы поехать на кастинг. Иногда приезжаешь на кастинг, а все спрашивают: "Вы на своей машине или на метро?" Я говорю: "На метро". И молчу, что еле мелочь эту нашел.
– МММ, по-вашему, разогнали за дело или нет?
– Ельцину нужны были деньги, а казна была пуста. И вот – то ли сами придумали, то ли кто-то им подсказал. И летом под всякими благовидными предлогами начали наезжать на МММ. Сначала они запретили рекламу по телевизору, хотя Мавроди все проплатил. А потом, 26 августа, утопили МММ. Семнадцать КамАЗов денег вывезли из главного офиса. А из Мавроди сделали козла отпущения и посадили мужика, в общем-то, ни за что.
МММ-то утопили, а в ноябре 1994 открыли ГКО. И, критикуя МММ, раскручивали ГКО. Мол, кому верить? Этим проходимцам? Мавроди? Вот же, есть государственная лотерея! Несите сюда деньги, если вы хотите быть богатыми и счастливыми. Ну, и народ повелся, потащил деньги в ГКО. А они месяцев через 8-10 объявили банкротство. Всех кинули, деньги забрали себе.
Мне один журналист знакомый сказал: "Володя! МММ по сравнению с ГКО – это просто детский лепет". А еще один журналист мне звонил, уже когда утопили МММ, предлагал: "Володя, мы тебе заплатим три тысячи долларов, только скажи про Мавроди плохое!" Я говорю: "Если я скажу про него гадости, я сам себя перестану уважать, а стоит ли после этого жить?" Хотя я тогда был без денег, сидел весь в долгах.
– То есть роль Лени обернулась невезухой?
– Сначала я считал ее случайностью. А потом я понял, что она – не случайна. Это – моя судьба, мое предназначение. На все воля Божья. А моя судьба — крест Лени Голубкова.
Но вообще мой персонаж перерос рамки звезды, стал культовым. Как бы сказочный герой. Как Иванушка, Емеля, Василиса Прекрасная. Как былинные богатыри.
– Вообще, получается, никаких дивидендов?
– Ну, почему? В 1997 году я написал книгу «Как я стал Леней Голубковым». И вот на эти деньги, в общем-то, и купил квартиру. Тогда они были по сравнению с сегодняшним днем дешевые. И сейчас у меня есть крыша над головой. А это очень важно для Москвы.
Любимая жена и двойники
– А как вы перебивались три года – от краха МММ до покупки квартиры?
В 1994 году я встретил женщину своей мечты – Наталью Ремизову. 21 сентября мы с Наташей познакомились на фильме "Цензуру памяти не допускаю" Александра Пороховщикова. Народу было много, я в коридоре кому-то уступил дорогу. А Наташа стояла у двери. И я немножко так прижался ненавязчиво. Она подняла голову: "О! Леня Голубков! А вы не дадите интервью для РИА Новости". Я говорю: "Да нет проблем".
А потом Наташа стала мне звонить, приглашать на тусовки. Она вела светскую хронику и была ведущей журналисткой в РИА Новости. Мы с ней прожили полтора года гражданским браком. Потом расписались. И прожили вместе где-то около года.
Однажды Наташа пошла к зубному врачу, села напротив двери, ее прохватило сквозняком, потную. И она умерла, царствие ей небесное. Я просил ее, чтобы она родила мне наследника. А Наташа все говорила: "Володя, мне некогда". Она роман собиралась писать.
– То есть благодаря Наташе пережили трудные времена? Или еще кто-то помог?
– Когда я остался без работы, мне помогли двойники политиков и артистов: Ленина, Сталина, Киркорова, Пугачевой, Малинина. Они мне протянули руку и стали меня приглашать к себе. Мы делали шоу. В глубинку на гастроли ездили, на корпоративы. А коллеги-актеры никак не помогли. Среди актеров такого нет. Если актер падает в пропасть, никто из коллег ему руки не подаст.
Двойники любили Наташу прямо как сестру родную. Кстати, они и на свадьбе были у нас. Поздравляли нас вожди, и свадьба была, как спектакль. Прошла на одном дыхании, любо-дорого.
– С кем из двойников наиболее дружили?
Я у них сначала деньги занимал. А потом мне Гитлер стал сам давать деньги, говорил: "Голубкову деньги давать – все равно, что в банк положить на хранение". Иногда скажет: "На тебе на месяц, на два. Пусть полежат. А мне надо в Ташкент". Он жил в Ташкенте. И двойник Ленина тоже был из Ташкента. А еще один Ленин — из Еревана. В общем-то, здесь была и нищета, и романтика.
– А после Наташи были у вас жены?
– Ну, да. Была еще одна женщина, о которой даже вспоминать не хочется. Чиновник. А сейчас я живу с женщиной гражданским браком…
– Получается, пятая ваша жена?
– Ну, да. Как утверждает статистика, в среднем у актеров бывает в жизни пять-шесть женщин в качестве жен. Так что я еще не вышел их этого лимита. У меня есть еще одна попытка.
Драматические мемуары
– Вам надо второй том мемуаров писать, не находите?
– А я и написал. Недавно я завершил пьесу, на которую возлагаю очень большие надежды. Я писал ее больше десяти лет.
– О чем она?
– Сюжет мне подарила сама жизнь. Я решил написать о семье, в которой жена не может или не хочет родить ребенка. А муж находит суррогатную мать, которая ему рожает ребенка. Я начал писать еще при жизни Наташи, в 1996 году. Я записался на курсы драматургов, и мне давали ценные советы известнейшие драматурги Михаил Шатров и Александр Гельман.
Сначала у меня был хэппи-энд: герой приезжает с двойниками забирать ребенка. Вожди подходят. Хрущев смотрит: "Мы с ним всю страну засеем кукурузой". Брежнев смотрит: "Мы с ним все медали завоюем". Ага. Гитлер: "А мы с ним весь мир захватим. Весь мир наш будет". А после смерти Наташи я сделал финал трагическим. Так как по-другому было бы кощунственно.
– Как называется пьеса?
– Сначала было "Рождение младенца". А потом я понял, что лучше сделать просто "Рождение". Герой приходит к Богу. И происходит возрождение России. Новой, духовной России. То есть, для меня пьеса "Рождение" — больше, чем пьеса. Это пьеса-молитва, пьеса-покаяние, пьеса-память. Память о жене, пьеса-обобщение, переосмысление нашей истории, смысл которой в том, что мы не построили коммунизм, потому что строили его без Бога.
– Кто будет ставить?
– Ну, есть несколько режиссеров. Но все говорят: "Володя, ищи спонсора! У нас нет денег в театре". Кстати, можно в Ташкенте поставить, в русском театре. Пьеса пойдет на "ура", потому что она – зрелищная, динамичная.
И вообще, народ устал от чернухи и порнухи. Это в 90-е было актуально, а сейчас уже перекормили. Моя пьеса чистая, светлая, благородная, о любви. То есть, то, что сейчас нужно зрителю.
P.S. Побеседовав, мы с Владимиром Пермяковым спустились в метро. И тут выяснилось, что его узнает каждый второй. Владимир мягко и мудро улыбался. А одна девушка, робея, спросила его: "Простите, а вы купили жене сапоги?"
